Р. Кирсанова. Картина Н.А. Ярошенко «Студент»
Опубликовано: 06.09.2018
Николай Александрович Ярошенко – художник удивительный. Удивительна его собственная судьба, все-таки он вышел в отставку в чине генерал-майора! Тем не менее он обращается к людям из разных социальных слоев, в основном, выходцам из разночинной среды. Его кисти принадлежат удивительные портреты. Особенно знамениты стали портреты студента и курсистки.
Они написаны в разные годы. «Студент», который перед нами, был написан в 1881 году. В том же году 1881, в декабре, была поставлена пьеса Островского «Таланты и поклонники», где актер Садовский исполнял роль Мурзавецкого. И все, кто увидел его в этой роли, сразу вспомнили о портрете Ярошенко. И недаром – актер в самом деле ориентировался на этот портрет. А другой актер, Юрьев, предлагал всем, кто будет впоследствии играть роль Мурзавецкого, отправиться в Третьяковскую галерею и посмотреть на портрет студента. Вот как он описывает свои впечатления от этого образа: «Он немного сутуловат, медлителен и угловат в движениях от привычки к сидячей жизни, сосредоточен, замкнут, всегда о чем-то думает и производит впечатление отсутствующего, когда он на людях, особенно чуждых ему, оправдывая свои слова о себе: «Я больше думаю, чем говорю, а вы больше говорите, чем думаете». А уж когда говорит, то с какой-то своеобразной напевностью человека, привыкшего рассуждать об отвлеченном, спорить о высших материях».
Наш студент – шатен с небольшой редкой бородкой, он носит, как было принято среди интеллигентной молодежи, длинные волосы, «длинноволосый студент», как их тогда называли. Носит обычный для этой среды короткий сюртук и мягкую темную фетровую шляпу, «пушкинскую», а на плечах – традиционный клетчатый плед, принадлежность каждого бедного студента. Надо сказать, что без пледа студенту было не обойтись, поскольку зимних пальто у студентов не было. И если бы не реформа студенческой одежды, которая последовала вслед за освобождением крестьян в 1861 году, если бы студентам самим пришлось заказывать себе форму, то многим это оказалось бы не по карману и они просто не смогли бы учиться. Иногда студенты жили по несколько человек вместе и ходили на лекции по очереди, потому что у них была одна пара обуви на четверых, одно какое-нибудь теплое одеяние, а зимнее пальто, как многие мемуаристы пишут, им заменял плед. Что касается «пушкинской шляпы», широкополой и мягкой, то к Пушкину она никакого отношения не имела и никак не походит на шляпу с его посмертного портрета 1839 года. Восходят такие шляпы к знаменитой калабрезе, которые носили еще гарибальдийцы. Вольнолюбивые студенты охотно подражали всяким революционно настроенным героям!
К сожалению, отмена формы продолжалась недолго, потому что при Александре III вновь ввели форму студентам. Тогда возникло деление на белоподкладочников и всех остальных: те, кто мог себе позволить хорошую форму, шитую у портного, нарочно делали светлую подкладку, чтобы показать, что у них есть возможность заменить студенческую одежду. А бедные разночинные студенты должны были как-то выкручиваться, и иного выхода, кроме кроме складчины и коллективной жизни, у них не было. Следует сказать, что само бытование длинноволосого, или «вечного», студента, как тогда говорили, было связано с тем, что учиться тогда можно было, не так, как теперь. Студентам разрешалось досдавать экзамены, а диплом об окончании высшего учебного заведения обеспечивал им средства к существованию: если человек имел диплом, например, врача или учителя, то когда он уходил в отставку, жалованье его полностью сохранялось. Это позволяло государству «не разводить нищету», как говорили, потому что те, кто выучился «на медные деньги» своих родителей, помнили о своих многочисленных братьях и сестрах, о своих родителях, и никогда сироты, например, дети вдовой сестры, не оказывались на улице. То есть система как-то образом контролировала и регулировала эти взаимоотношения.
Студенты жили своей особой жизнью. Отправляясь в театр на тот же спектакль «Таланты и поклонники», они могли позволить себе только галерку. Собираясь на свои вечеринки, они обязательно отправляли приветственные телеграммы Салтыкову-Щедрину, чьи произведения читали и которого считали весьма благородным губернатором. Сам дух студенческих вечеров, стиль студенческого общения, известная жертвенность этих людей бесспорно привлекали к себе внимание. Очень любопытно, что Ярошенко создал такие точные и типичные образы, взяв в качестве моделей своих знакомых. «Курсистка» была написана с детской писательницы Анны Константиновны Дитерихс, жены В.Г. Черткова, которую прекрасно знал Ярошенко. «Студент» – с художника Филиппа Антоновича Чирко, или, как его звали, Чирка, который оставил великолепные воспоминания о жизни в дореформенной академии. Надо сказать, что в Академии художеств для учащихся тоже существовала обязательная форма. В свое время Астольф де Кюстин, посетивший Россию, Петербург, с изумлением заметил: что за художники могут выйти из людей, которые с детских лет носят форму! Тем не менее в николаевскую эпоху форма была у всех, была обязательным элементом тогдашней жизни и тогдашнего быта. Неудивительно, что когда появилась некоторая свобода, и прежде всего финансовая, студенчество вздохнуло с облегчением.