Д. Харитонович. Битва при Пуатье: событие-миф
Опубликовано: 07.09.2018
В центре нашего внимания – сражение 17 октября 732 года между франками и арабами. Мы поговорим о том, как оценивали это сражение современники и позднейшие историки, о значении этой битвы для мировой истории, и, в частности, о том, как исход битвы повлиял на реформу франкского войска и, следовательно, на формирование феодальных отношений и сложение рыцарства.
Люди – самое главное, cамое важное, самое интересное, что есть в истории. Но история состоит также из событий. И я хочу порассуждать о том, как события влияли на людей, как люди творили эти события. Люди, о которых я буду говорить, необязательно государи, полководцы, великие религиозные мыслители, это обычные, не знаменитые люди. Многие из них не оставили по себе никакой памяти. Но долг историка – воскресить этих людей, пусть и не попавших на страницы хроник. Но начнем все-таки с события, с события-мифа – битвы при Пуатье.
Слово миф здесь употреблено в терминологическом смысле – не в смысле сказки или вымысла. Однако то, что имеет глубокое символическое содержание, далеко не всегда соответствующее реальному значению этого события. Например, Куликовская битва имеет гораздо более символическое значение, чем реальное, хотя бы по той простой причине, что всего-навсего два года спустя после блистательной победы русских во главе с московским князем татарский хан взял и сжег Москву! Вот одним из таких событий-мифов в западноевропейской истории, событие, о котором очень много говорят, была битва при Пуатье, состоявшаяся скорее всего (называют разные даты) 17 октября 732 года около местечка Сенон, на равнине между городами Тур и Пуатье. Поэтому нередко это сражение называют битвой при Туре и битвой при Пуатье. Там сошлось два войска – войско франков, которым предводительствовал майордом, военный правитель франкского королевства – Карл , и войско арабов, мавров, сарацин, возглавляемое арабским полководцем Абд-ар-Рахманом аль-Гафаки .
На самом деле об этой битве мало что известно. Совершенно ничего не известно о численности войск. Известно, что битва началась с атаки арабов, но историки доныне спорят конной или пешей. Их противники, которых летописец примерно 20 лет спустя назвал европейцами, так вот эти европейцы, если верить летописи, стояли неподвижно, стеной, плечом к плечу – словно глыба льда. Из этого можно сделать вывод, что войско франков было пешее. Дальше сведения хронистов расходятся, как расходятся и толкования этих сведений историками. По одной, наиболее распространенной версии, битва продолжалась с утра до вечера. Иногда говорят о трех- или даже о семидневном сражении, но это скорее дань эпической традиции. Абд-ар-Рахман аль-Гафаки в битве погиб, но сведения о том, что он пал от руки самого Карла, тоже скорее всего былинный сюжет. По одной версии, арабы ночью тайком снялись с места и ушли. Франки ворвались в лагерь мавров, убедились, что их там нет, не стали их преследовать, ограбили лагерь и удалились. А по другой версии, франки напали на лагерь еще днем из засады и именно при этом нападении погиб ал-Гафаки, и арабы отступили только наутро. В любом случае победа осталась за европейцами.
Это слово, «европейцы», возбудило мысль позднейших историков, они восприняли битву при Пуатье как великую битву между Востоком и Западом, хотя арабы, строго говоря, пришли с юга, из Африки, но все равно – родина их восток. Итак, битва между Востоком и Западом, между исламом и христианством.
Знаменитый английский историк конца XVIII века Эдуард Гиббон в популярнейшем в свое время труде «История упадка и разрушения Великой Римской империи» обнаружил, по его собственным словам, событие, изменившее историю всего мира. Это событие как раз – битва при Пуатье. «Иной исход сражения, – пишет Гиббон, – привел бы к тому, что нынешний мир выглядел бы совершенно иначе. Чтобы пройти победным маршем от Гибралтарской скалы до долины Луары, потребовалось не многим более 1000 миль. Еще один бросок на такое же расстояние вывел бы сарацин к границам Польши и горной Шотландии. Рейн так же судоходен, как Нил или Евфрат, и арабский флот мог бы, даже и не вступая в морской бой, войти в устье Темзы. Возможно, теперь в Оксфорде штудировали бы Коран и его знатоки вещали бы обрезанным англичанам об истинности и святости откровений Магомета».
Не могу отказать себе в отступлении. Так получилось, что когда я искал эту цитату, работал телевизор. И там я увидел такую картинку: демонстрация мусульман в Британии под лозунгом «Ислам – будущее Британии». Вот так неожиданно вторгается современность в рассуждения об истории.
Вернемся к нашей теме. Я бы не стал пока ни соглашаться с маститыми учеными, ни категорически отрицать их оценки. Давайте посмотрим на мир, который окружал тех людей – участников того сражения. Подумаем о том, что же действительно дало это сражение. И я предлагаю не отказываться категорически от того, что сейчас, в современной науке называется альтернативной историей. Долгое время считалось, что «история не знает сослагательного наклонения», рассуждений на тему, «что было бы, если бы», – неприлично в научном сообществе и идет по ведомству изящной словесности. Сейчас этим стали активно заниматься, но пока остается в пределах научных дискуссий.
Вернемся к нашей истории о Карле, получившем прозвище «Молот» («martell»), «молот сарацин». Дело в том, что еще в V веке вождь франков Хлодвиг из рода Меровингов вторгся в северную Галлию, один из последних обломков уже агонизирующей к тому времени западной части римской империи (восточная часть, которую историки позднее назовут Византией, будет существовать еще 1000 лет). И основал там франкское королевство , распространив впоследствии власть на всю Галлию, а затем и на часть Германии. Это королевство не являлось в полном смысле слова государством: там не было ни постоянно функционирующей администрации, ни судебной власти, не было никакой налоговой системы, практически отсутствовала денежная экономика, не было постоянной армии по римскому образцу. Короли разъезжали по стране с вооруженной свитой, потребляли припасы, заготовленные в их поместьях, вершили суд в той или иной части своего королевства, собирали штрафы и дань – постоянных налогов не было, получали дары и двигались дальше.
Со времени завоеваний V века франки представляли собой фактически народ-войско. Каждый свободный франк носил оружие и должен был участвовать в ополчении, он подчинялся только королю, был человеком короля, потому что понятия о гражданстве или подданстве в современном смысле просто не существовало. Этот человек короля получал на завоеванных территориях земельный надел в собственность, который должен был обеспечивать его всем необходимым и удовлетворять его жизненные потребности. Однако такое войско могло нормально функционировать только во время завоеваний.
Когда франки расселились по всей покоренной ими стране, свобода обернулась тяжкой повинностью – раз в год, в марте, в резиденции короля все свободные люди должны были собираться и решать, когда, как и с кем воевать. Это такой отголосок древних собраний, племенных сходов. То есть во время полевых работ рядовой свободный франк должен был забросить все дела и с оружием идти через всю страну – скорее всего пешим путем, потому что конь это дорогое удовольствие – для того, чтобы участвовать в собрании, которое ему самому было не так уж и нужно. Притом, именно должен!
Ибо различия люди той эпохи между правами и обязанностями не делали, его попросту не было. Если кто-то имел право воевать, то он обязан был это делать. Если он имел право участвовать в общих собраниях, то он не мог от них уклоняться. Свободный франк был в подчинении только у короля, но ведь король мог осуществлять свою власть только там, где он сам находился. Таким образом человек оказывался беззащитным перед произволом тех, кто был рядом и был сильнее, – перед крупными землевладельцами, или магнатами, как их тогда называли. Магнаты на общие собрания, на войну могли отправляться спокойно, их сопровождала целая свита, подчиненных только им людей, а рабы и зависимые крестьяне тем временем обрабатывали их землю. Так вот, свободный франк менял свободу на безопасность – переходил под руку, под частную власть того или иного магната, который судил, но и защищал его, и которому он должен был платить оброк. Фактически к концу VI – началу VII веков реальным войском стали магнаты со своими дружинами. Власть королей быстро слабела. Но ведь какой-то центр власти должен был существовать, не мог не существовать.
С конца VI века во франкском королевстве видную роль играли майордомы . Само слово «maior domus» – старший в доме, сохраняется во Франции и доныне, это мажордом, что означает попросту дворецкий, старший слуга. Но тогда это значило нечто больше. Дело в том, что первоначально, майордом – это действительно дворецкий, заведующий дворцовыми службами, потом – управляющим королевским имуществом по всей стране. Повторю: во франкском королевстве, да и в других средневековых королевствах, которые не являлись государствами в современном смысле слова, частная власть и публичная власть просто не разделяются, король владеет землей, а значит и является начальником людей на этой земле, на этой территории находящихся, и тем самым собственником этой земли. Отсюда – частные слуги одновременно являются и государственными чиновниками, таким образом эти самые майордомы оказываются высшими должностными лицами государства, практически тем же, что премьер-министр, а иногда – главнокомандующий. Итак, власть королей начинает стремительно слабеет, и магнаты стремятся забрать ее в свои руки. Они оставляют королям некие внешние атрибуты и добиваются того, что фактически им, собранию знати, начинает принадлежать право избирать майордомов. Стоит при этом иметь в виду, что сами майордомы в свою очередь изо всех сил стремятся закрепить собственную власть, а для этого сделать свою должность, свой титул наследственным. Это происходит далеко не сразу. Майордом Карл добился своей власти интригами и силой. Это достаточно увлекательная, авантюрная история распрей в семействе Арнульфингов, они же Пипиниды – род, к которому принадлежал Карл Мартелл.
Карл, сосредоточив власть в своих руках около 719 года, стал править, ставя перед собой несколько главных задач. Во-первых, он попытался укрепить свою власть, привести в подчинение светских и духовных магнатов и создать независимую от них военную силу. Во-вторых, утвердить свою власть в полунезависимых, а то и считавших себя полностью независимыми частях франкского королевства, которыми правили люди с титулом вождя – «dux» по-латыни. Как правило, историки переводят это более поздним титулом «герцог», потому что именно отсюда французское «duc», английское «duke», итальянская «doge» и «duka», и так далее. И в-третьих, защитить свою страну от нападений извне, с востока и северо-востока, от языческих племен саксов и фризов. Скажу сразу – покорить эти территории Карлу не удалось, но обеспечить некоторую безопасность, – это у него все-таки получилось. Однако главная опасность была с юга.
В самом начале VIII века, в 711 году, на земли Европы пришла новая, молодая и чрезвычайно активная религия – ислам . Религия, возникшая в первой половине VII века на Аравийском полуострове, но уже после смерти основателя этой религии, пророка Мухаммеда, в 632 году «дар уль-Ислам» – область ислама, территория, которую позднейшие историки назовут Арабским халифатом , стала стремительно расширяться. Уже к концу VII века дар уль-Ислам простирался от Инда до Атлантики. В 711 году арабский полководец Тарик переплыл пролив, именовавшийся Геркулесовыми столпами, и высадился в месте, которое назвал собственном именем – Джебель-аль-Тарик, «гора Тарика» – отсюда современный Гибралтар. В течение трех лет, с 711 по 714 год, он завоевал Испанию. Именно из мусульманской Испании, аль-Андалус, как она называлась, начались набеги через Пиренеи, были взяты многие города юга, самому франкскому королевству грозила опасность. Вот от этой-то опасности «молот сарацинов», Карл Мартелл, и избавил свою страну в уже описанной мною битве 17 октября 732 года.
Большинство историков-арабистов настаивает на том, что к тому времени завоевательный порыв арабов прекратился, что речь идет едва ли не о последнем набеге арабов, поскольку северные территории были для них уж слишком неблагоприятны в климатическом, ландшафтном и прочих отношениях. На это можно заметить, что на самом деле последний набег случился гораздо позднее – в 950 году, но суть дела не в этом. Важно другое: была это битва действительно переломным этапом в истории всей Европы или не была, но на Европу она оказала огромное влияние, если не создав новую общественную систему – феодализм, то во всяком случае ускорив его сложение.
Дело в том, что Карл Мартелл задумал создать постоянное боеспособное войско, которое могло бы в любую минуту дать должный отпор. Условия для подобных реформ у него были – после победы над арабами авторитет Карла был колоссально велик, после смерти чисто номинального короля из династии Меровингов, в последние годы, он даже не назначал короля и, хотя и не возложил сам на себя корону, правил с титулом майордом и вождь (dux) франков. Так что авторитет его был достаточно велик для того, чтобы решительно проводить реформы.
Наиболее боеспособным видом войска являлась тяжелая кавалерия, благодаря появившемуся в V веке изобретению (в V–VI веке оно пришло в Европу, а изобретено было раньше, на рубеже нашей эры). Я имею в виду стремя, которое давало возможность крепко держаться в седле, пускать лошадь в галоп и самое главное – участвовать в сшибке. Такое тяжеловооруженное войско и задумал создать Карл Мартелл, но имелась одна сложность: вооружение плюс соответствующие кони, – все это стоило очень дорого.
Самый ранний из дошедших до нас прейскурантов датируется концом VIII века, там все достаточно подробно описывается. То вооружение гораздо проще классического, рыцарского, которое нам известно по музеям и Оружейным палатам. Но стоило оно дорого – 15 кобылиц и 45 коров, это полное вооружение плюс три коня: боевой конь, транспортный – чтобы не запалить боевого, на нем ехали к месту битвы, и вьючный конь или мул, на котором было навьючено оружие. Если сопоставить цены с современными ценами, пересчитать на современные суммы, сравнивая, например, со стоимостью хлеба, окажется никак не менее полутора миллиона долларов. То есть стоимость современного среднего танка. И тяжеловооруженный средневековый конник – это и есть в некотором роде средний танк, средний средневековый танк.
Откуда воинам короля взять средства? Что можно сделать, чтобы у них была возможность вооружиться? Нужно раздать им землю, потому что земля – это то, что всегда дает возможность прокормиться людям, раздать землю с находящимися на ней крестьянами. Таким образом создается феодализм. Но феодализм это не только экономика, это еще и определенный культурный феномен. Карл хотел обеспечить верность тех людей, которые получат указанные наделы. С тем, чтобы получив владения, они не отвернулись от него. Поэтому земля давалась не в абсолютную собственность, а в «бенефиций», буквально – «благодеяние», то есть человек имел право владеть этой землей лишь до тех пор, пока он выполнял свои воинские обязанности. А гарантией того, что он все-таки будет выполнять эти воинские обязанности, была клятва верности, впоследствии трансформировавшаяся в вассальные клятвы. Создавался социальный строй, построенный в буквальном смысле на честном слове – на клятве, на присяге. А это уже является самым стержнем рыцарского этоса, рыцарской верности, рыцарской чести.
Лекция 1 из цикла « Легенды и мифы европейской истории »