Ее отец был социальным работником, который бесплатно лечил бедных, поляков и евреев. Он велел ей поиграть с еврейскими детьми, которые заглядывали в их сад. Школа «прошептала», что она еврейка, потому что она защищала единственную еврейку в классе, - пишет Анна Биконт в книге «Сендлерова в бегах».

Вместо педагогической практики она выбрала отделение детского дома им. Януша Корчака. Она принадлежала к социалистической студенческой организации Пилсудского и снова «когда ее еврейского друга избили, она бросилась на боевика кулаками». Она написала магистерскую диссертацию об Элизе Ожешковой, защитнике евреев. Она работала в юридической консультации Секции помощи матери и ребенку в Комитете помощи безработным гражданам и в Юридическом департаменте Секции помощи матери и ребенку под эгидой Свободного университета, где учились рабочие, коммунисты, «очень много евреев».

Её наставником была Хелена Радлинска (еврейка), которая постулировала социальную педагогику и воспитала группу из «дюжины или около того женщин, которые вместе с Иреной Сендлеровой спасут еврейских детей». Ее вторым наставником был Юзеф Зисман, юрист, который защищал безработных от выселения и того, как она боролась за права незаконнорожденных детей, и во время оккупации от имени Еврейского национального комитета он присматривал за детьми, сбежавшими из гетто, которые торговали на улицах сигаретами (см. Его «Сигареты из Plac Trzech Krzyży "). В то время Ирена работала в отделе социального обеспечения мэрии, где вместе со своими друзьями (в том числе несколькими скрытыми евреями) фальсифицировала документы, чтобы присматривать за еврейскими детьми. И эти фальшивые документы были сознательно подписаны их боссом Яном Добрачинским, предвоенным и послевоенным антисемитом.

Ее студенческий брак с Мечиславом Сендлером (против имени нееврейского происхождения) оказался непостоянным: «в 1938 году он переехал в Познань на работу, она осталась в Варшаве», затем он пошел на войну и в 1945 году сел в ответвление. Сендлер позаботился о раненых солдатах сентября в Уяздовском госпитале, среди которых были камуфлированные евреи (см. «Месса для всех» в моей коллекции «Дрогобыч, Дрогобыч»).

Анна Биконт, "Сендлерова. По секрету . " Черный, 480 страниц, в книжных магазинах с октября 2017 года Она присоединилась к левому отделению Польской социалистической партии, которую звали PS (Польские социалисты), а затем RPPS (Рабочая партия польских социалистов). Она сказала, что для ее социализма «означает не столько доктрину или политическую программу, сколько определенный вид социальной чувствительности и противодействия культу денег». Автор книги предполагает, что она присоединилась к левым и потому, что среди них были «поляки, которые спасли евреев и евреев, которых она пыталась спасти».

Одним из ее друзей, оказавшихся за стеной гетто, был Адам Сельникьер, адвокат из богатой семьи, который часть своего имущества «пожертвовал на деятельность коммунистической организации». У муниципальных санитарных заводов были пропуска, позволяющие их сотрудникам заходить в гетто даже несколько раз в день, и Ирена была там часто. По документам Адама, Адам Сельникер стал Стефаном Згжембским и никогда не возвращался к своей прежней личности. После войны они поженятся и продолжат скрывать, что он еврей. Их дочь узнала об этом как взрослая.

Добрачинский, которому немецкие власти приказали «бороться с бедствием детей, попрошайничеством на улицах Варшавы», обнаружил «ужасающую вещь - почти половина из них были еврейскими детьми» и обвинил своих сотрудников в том, что «они не делали выбор на улице», но все же подписал поддельные документы, потому что в одном из них он влюблен (внебрачный). Эти дети приносили еду своим семьям и не хотели оставаться на арийской стороне.

Эстера Маркиновна, Ева Рехман, Ала Голуб-Гринбергова, Роман Вишняцка (все умерли) «младенцы, которые уже были сиротами, были переведены на арийскую сторону». Ирена Шульц и Елена Шешко организовали необходимые документы и разместили детей в доме Бодуэна с помощью Владиславы Мариновской, которая там работала. Сендлерова сказала, что она принадлежала к «техническому трио» с Алой Глаб-Гринберг и Владиславом Мариновской, и в 1940–1942 годах они разместили около дюжины младенцев на арийской стороне, в которой им помог военно-морской полицейский, но сомнительно, что дети были возвращены на арийскую сторону в 1940 году. Надлежащая «сетка Сендлерова» была создана только после создания Леготы (декабрь 1942 г.). Сендлер координировал кампанию, передавал документы и деньги. Во время восстания в гетто группа «Сендлерова» создала опеку, сеть квартир, в которой на короткое время - несколько дней или недель - могли размещаться дети и взрослые, и за это время Жегота сделал документы и помог им найти место для более длительного проживания.

Это были службы скорой помощи, о которых мы не знали, евреи из провинций. Вот почему в мае 1943 года мы были свергнуты из пражской квартиры, моя мать поехала со мной на трамвае через мост Кербедзя - я никогда не забуду эти мрачные железные ребра - и она сказала, что я думаю, что «мы поедем в Вислу». И мы бы ушли, если бы я не напомнил ей вдруг, что миссис Таборова жила в Гроховске, которая приезжала в Радошину к своим родственникам. Grochowska долго, и я не знаю, как моя мать - как раз перед комендантским часом - пошел на правильный номер. Миссис Таборова, которая жила одна, разрешила нам остаться на ночь и на две недели - бесплатно - пока моя мама не связалась с моим отцом, который скрывался в деревне, и не получила от него денег или ценностей, чтобы снять комнату для незнакомцев. нормальная, нееврейская цена. Разные люди так или иначе помогли нам, но г-жа Таборова, чье имя я не знаю, спасла нам жизнь, и я сожалею, что, будучи единственным живым свидетелем ее доброты и мужества, я не могу получить официального признания от Яд Вашем.

Зимой 1943 года Кегота в Варшаве находилась под финансовой защитой двухсот трехсот человек. После восстания в гетто количество обвинений возросло до тысячи. В октябре 1943 года она составляла полторы тысячи, а в первой половине 1944 года - от трех до четырех тысяч по всей стране. «Кегота посылает отчаянные письма в делегацию с просьбами увеличить субсидии». Нет эффекта «В 1943–1944 годах правительственная делегация в Польше пожертвовала 5 процентов бюджета на социальное обеспечение« Сеготе ». Когда в марте 1943 года он признал двести пятьдесят тысяч злотых, председатель Джулиан Гробельный в ответ отчаянно послал письмо, в котором ставится под сомнение «целесообразность дальнейшего существования комитета».

Лондон "выделил Кеготе суммы из своих собственных средств и получил от еврейских организаций" и, согласно подсчетам Дариуша Столы, он пожертвовал в общей сложности один миллион триста тысяч долларов. Пособия составили пятьсот злотых на человека в месяц, а курс доллара составляет около ста злотых, поэтому этого должно хватить на ежегодную помощь для двухсот тысяч человек, - пишет автор. Согласно документам, была получена только половина этих денег, но ее также хватит на сто тысяч. Кроме того, Żegota была одной из трех еврейских организаций, действующих в Варшаве - наряду с Еврейским национальным комитетом [созданным полугодовым ранее] и Бундом, «которые действовали в Żegota, но в основном оказывали помощь за ее пределами». Никто не считал от этого человека. «Кегота появилась не только с опозданием, но и благодаря скромным финансовым возможностям, она смогла позаботиться лишь о небольшом проценте тех, кто нуждался в ней», - заключает автор.

В октябре 1943 года в отчете о детях, за который отвечал Сендлерова, было около ста детей, и он получил из фонда Леготы восемьдесят тысяч злотых, из которых пятьдесят тысяч от еврейских организаций. Сендлерова была включена в коммунистический список «подозреваемых в коммунистической деятельности и / или еврейском происхождении», который вел NSZ-etu (руководил немцами или szmalcownicy). 13 октября она была арестована «по обвинению в коммунистической деятельности», а не в спасении еврейских детей. И это, конечно, не для одиннадцати или тринадцати агентов, - утверждала она. Согласно документам, ее содержали в Павиаке три недели (а не месяцы, как она утверждала), и ее избивали на допросах. Известно, что она смело осталась, никого не отпустила и была «освобождена взяткой, заплаченной Кеготой», но не полмиллиона, как она любила рассказывать. Гробельный был куплен из-под стражи за тридцать шесть тысяч, и его обвинили в том, что он скрывался, действовал в заговоре и помогал евреям. Для Адольфа Бермана шантажисты потребовали полмиллиона, потому что они знали о нем все, но они взяли двести тысяч. Конечно, она не была взята под выстрел, так как через две недели после освобождения ей было разрешено повторно нанять ее в ратуше с выплатой «вознаграждения за то время, что она содержалась под стражей». И это не могло быть даже по ошибке в списке казненных, потому что в такие списки были включены только мужчины.

Детей отправили на арийскую сторону через девять месяцев - от массовой депортации, которая началась в конце июля 1942 года, до восстания в гетто в апреле 1943 года. Сендлер была не детьми, а теми, кому она помогла, «почти никогда не имела с ней прямого контакта. связаться или узнать о его существовании », - подчеркивает автор книги. Сама Сендлерова сказала, что «евреи знали несравнимо лучше, чем поляки, как выбраться из гетто» - чаще всего через здание суда в Лешно, погреба и бригады, идущие на арийскую сторону на работу - «в то время как помощь поляков была бесценна с другой стороны стены». Это заняло много денег для этого. Особенно летом 1942 года, когда большинство евреев бежали, а цены были ужасными. «Мои условия: 60 злотых в день и в течение полутора лет ...», иначе «Я выйду на улицу, и воля Божья будет исполнена», - угрожала женщина, у которой была девятилетняя дочь Йонас Турков (после войны ему пришлось купить за дополнительные десять тысяч злотых). Обычно требовалось сто злотых в день. Хранить евреев, как детей, так и взрослых, было «интересом, как и любым другим, только лучше: чем больше риск, тем больше должна быть прибыль».

Дети заплатили очень высокую цену - экстрасенс. Маленькому Петру сказали, что если кто-то спросит, где его родители, он должен сказать, что они умерли от бомбы в начале войны. Он понимал, что лучше не иметь родителей, чем иметь таких, как его. Дети, которые потеряли своих родителей, привязались к своим опекунам, но им пришлось сменить опекунов через нюхающих соседей и szmalcowniki. «Пожалуйста, моя тетя, у меня все еще должна быть мама», - рыдал четырехлетний мальчик, которого Ирена Сендлер перевезла в другую квартиру.

Когда в августе 1942 года советские самолеты сбросили бомбы на Варшаву, девушка услышала, как ее опекуны говорят: «Может быть, эти бомбы в гетто, и евреям придет конец». «Elżunia, ты счастливый ребенок, ты будешь жить в Польше, где ты не увидишь ни одного еврея ...» - сказала хозяйка одной девушке, которая оказалась с ней как сирота-нееврейка, показывая свое сияние над гетто.

Дети с «плохой внешностью» были не нужны, особенно мальчики. «Сына Рингельблюма, который хорошо выглядел, но был обрезан, отправили с арийской стороны в гетто». Богдан (Давид) Войдовски не имел хорошей внешности, но он был спасен пластиковой операцией крайней плоти, когда шантажисты пытались проверить его: «это было позором для него на всю оставшуюся жизнь». «Кегота» с самого начала своего существования обращалась к подпольным властям с призывом выступить против бедствия шантажа, который препятствовал и препятствовал эффективной помощи. «Сколько детей и сколько взрослых, которым поляки помогли с риском для жизни, были убиты другими поляками?» - риторически спрашивает автор.

«Не все люди, которые [goegota] помогли, они знали, что они помогают евреям. [...] Было проще найти квартиру для хранения сундука с оружием, чем для одного еврея », - признался Владислав Бартошевский. Точно так же Сендлерова: «Должен сказать, что мы получали помощь только под предлогом патриотических и польских действий. [...] По опыту мы не обнаружили, что дети - это евреи, [...] но польские активисты после обретения независимости. Мы не боялись измены или шантажа, а только не сотрудничали с социальными работниками ».

«Евреи, помогающие другим евреям, не раскрыли свое происхождение» даже евреям. «Йонас Турков писал о Ванде Выробковой, как о благородном поляке, который пришел в гетто и искал детей, чтобы вытащить их оттуда». Мария Хохберг-Марианска, сотрудник Żegota из Кракова, рассказала о том, как трудно было притворяться своим несчастным собеседникам, что она не принадлежит им. Бартошевский вспоминает, что когда его руководитель из правительственного представительства еврейского правительства спросил его, является ли Богона Доманьска, секретарь Леготы, евреем, он предпочел ответить, что нет. Была сеть адвоката Мориси (Авраама Мохеша) Херлинг-Грудзинского, через которую якобы арийская квартира «видела проход из беглецов из гетто», и который перевел деньги из Жеготы в триста человек. Двадцать евреев использовали квартиру Марии и Генрика Палестровых (десять были убиты szmalcownicy).

В число таких героев также входила Бася Темкина, жена Адольфа Бермана, «хорошего призрака скрывающихся евреев». А Елена Рыбак - родственница Богдана Войдовского - «яркий пример помощи, которую евреи оказывают евреям». «Ванда Wyrobkowa-Pawłowska настолько тщательно стерла биографию своих еврейских родителей, что не раскрыла их даже комитету« Яд Вашем »и получила медаль« Праведника », который не имеет права на евреев. Возможно, таких медалей больше, особенно посмертных.

Сендлерова «, как и многие оставшиеся довоенные представители, считал, что после 1945 года Польша станет справедливой страной, и объявил о своем присоединении к строительству новой страны». Она работала на высоких государственных и партийных должностях, создавая «городскую социальную помощь в ужасно тяжелых условиях послевоенной бедности». Она поддержала социальные реформы. В 1946 году она получила Золотой Крест за заслуги «За спасение евреев», в 1955 году медаль 10-летия, в 1956 году - следующий Золотой Крест за заслуги, в 1963 году - Рыцарский крест Полонии Реституты. Она не подвергалась преследованиям в Польской Народной Республике или «жестоко допрашивалась службой безопасности, потому что сообщалось, что она скрывала людей АК», - как написано на сайте музея Полина. Два ее сына умерли - один новорожденным, а другой - хроническим заболеванием, но не «в тюрьме в Пабе», как сообщается в фильме, снятом Полином.

Она присоединилась к ПНР в 1947 году, не «несмотря на то, что стала членом ПЗПР», и это неправда, что «вскоре после этого она ушла из партии» или что «ее встретили домогательства Управления безопасности», как написано на сайте средней школы, чей патрон , В паспортной анкете 1983 года она является «членом Регионального кружка ПЗПР № 3 в центре города». В плохие 1950-1956 годы она была председателем комиссии по здравоохранению Варшавского национального совета.

«Оттепель 1956 года шла рука об руку с обморожением (размораживанием) антисемитизма», - пишет Анна Биконт. В то время Сендлер был не «матерью детей Холокоста», а «матерью евреев». Ее дочь вспоминает, что «она разбивала окна». Тереза ​​Кернер, которая жила в Израиле, написала в свидетельстве Яд Вашему, что Сендлерова из-за своих детей и проблем со своими соседями в то время думала о том, чтобы поехать в Израиль и спросить, может ли она там устроиться.

В Польше она была директором департамента в Министерстве здравоохранения, а затем в течение нескольких лет в качестве заместителя директора различных техников для медицинских работников, но это неправда, что «коммунистические власти хотели стереть память о Сендлере и ее героизме любой ценой» - как говорит доска из фильма, упомянутого выше. Они только хотели стереть правду о мученической смерти евреев, и сама Сендлер, как указывает Биконт, предпочла не упоминать о своей деятельности в Леготе, которая подчинялась политически некорректному лондонскому правительству.

«Сендлерова впервые написала о своей роли в Кеготе в 1963 году для« Вестника Еврейского института истории », а в отдельном заявлении для Еврейского исторического института она подробно описала двадцать девять человек, которые сотрудничали с ней, и пятнадцать погибших. В 1965 году вместе с Ирэной Шульц она получила медаль «Праведников», но «Впервые так ясно прозвучала» только в конце шестидесятых, когда их преданность и героизм стали необходимыми для тогдашней антисемитской пропаганды о «еврейской неблагодарности».

Почему она не пришла с вечеринки тогда? «Наши дети, несмотря на очень хорошие экзамены, не поступили в колледж. Официально из-за нехватки мест и потому, что их мать была опекуном евреев », - писал Сендлерова Натану Гроссу, который жил в Израиле. Согласно другим источникам, цитируемым в книге, ее дети не сдали экзамены достаточно хорошо, но я уверен, что «у них не хватит очков», даже если они сдали их отлично, потому что их считали евреями. Она боялась, что «когда выяснится, что ее муж был еврейского происхождения, ее внучке не будет позволено получить высшее образование», вспоминает одна из ее выживших подруг позже.

Именно из-за детей она думала о поездке в Израиль и, опасаясь их будущего, не покидала вечеринку. Тридцать лет спустя она подтвердила в письме, что, увидев много «негодяев вокруг себя», она почувствовала «огромный страх перед [своими] детьми» и чувствует его «по сей день». Вероятно, поэтому в 1985 году она не возражала против лживого польского фильма о спасении еврейского ребенка. Она понимала и разделяла страх тех, кто выжил на арийской стороне, и не думала, что необходимо безоговорочно раскрывать их происхождение. Может, это принадлежит предкам, «но нашему обществу?» - риторически спросила она. "Это правда?" Она выбрала прагматизм и моральный компромисс, как и многие из ее выживших.

Почему «описаны события, которые не произошли, или так много добавлено?» - спрашивает автор. Я не знаю, но моя мама, также чрезвычайно смелая и смелая, вставила в наш опыт удивительные ситуации и даже диалоги. Даже в показаниях Еврейской исторической комиссии. Например, что я опустился на колени перед миссис Таборовой, спрашивая: «Пожалуйста, давайте проведем одну ночь», а миссис Таборова сказала: «Дитя, я не останусь на одну ночь для тебя» и «она не выпустит нас через месяц» (см .: « Дневник 2»). Она сказала мне, что я смог перевезти даже немцев, когда они якобы пришли арестовать ее (к счастью, не как еврей). Что в сене застряли штыки, в которых она была спрятана, и что у нее было пальто, пронизанное пулями. Как будто не было достаточно того, что она действительно выжила. «Возможно, это было оставлено ей во время войны, когда ей приходилось все время выдумывать неправдивые истории ...», - говорит Анна Биконт. То же самое можно сказать и о моей маме.

Сендлер иногда жаловалась, что «все [в ее] жизни не удалось» и что ее «идеалы были разрушены». Она защищала себя, что ее «путь в юные годы был верен», признавая, что «тогда, после 1945 года, среди прекрасных лозунгов есть большая ошибка несовершенства - мрачная, как мрачная правда!». Как свидетель тех лет и этой правды, я отрицаю ее самообвинение, потому что она всегда работала добросовестно и не для себя, а для других. Она принадлежала тем, кого обманули, потому что они хотели верить, и «великая вина» лежит не на их стороне, а на тех, кто обманул и никогда не признал себя виновным.

Несчастные события в Израиле воспринимались как продолжение войны против евреев и выражались в письмах их польско-израильским друзьям. В одном из них она напоминает нам о еврейских матерях, которые должны были учить своих детей, что они не являются их матерями, и, будучи «в конце своих умственных сил, в надежде спасти ребенка, они увековечили их в этой кошмарной лжи». Для нее было очевидно, что перед лицом «нации, пережившей этот беспрецедентный в истории ад, не могут использоваться те же критерии, что и для других». Она протестовала против политиков, которые «ставили знак равенства между израильтянами и палестинцами», и предупреждала, что рука, которая ставит этот знак, «устанавливает новое преступление».

Также в освобожденной Польше «история Сендлера, должно быть, была искажена, чтобы ее можно было впихнуть в желаемый правый рассказ», - пишет автор. «Речь шла не только о том, чтобы поместить Сендлера в пантеон нынешних национальных святых. Цель состояла также в том, чтобы превзойти опыт праведников - их сильное одиночество, ощущение, что они сражаются не только с немецким оккупантом, но и с польским окружением, - на опыте всей нации, демонстрируя хорошую записку для поляков в блоке ". Это было необходимо особенно после публикации «Соседи» Гросса. «После Джедвабне нужен был герой. Я национальное алиби ", признал Сендлерова.

Списков детей, сохраненных ею, нет и ни в коем случае не найдено. Кроме того, она была не единственной «движущей силой спасения всех этих детей». В заявлении к книге Терезы Прекеровы о Леготе она подсчитала, что «двадцать четыре человека отвечают за конкретные отделы помощи». Детская секция Żegota была окружена постоянной финансовой помощью с начала ста, и, наконец, около трехсот детей, и «временно поддерживали неопределенное число». Более 122 еврейских детей прошли через Дом Бодуэна, но не все из них были спасены. Автор отмечает, что, если они хранились последовательно в частных домах, в Доме Бодуэна и приютах монастыря, они трижды включаются в списки помощи.

Оценки Сендлера определить сложно, потому что иногда она рассказывала обо всех детях и взрослым, которым помогали с сентября 1939 по 1945 год. Наконец, вместе со своими друзьями они определили, что «число детей, спасенных из Варшавского гетто, колеблется около двух с половиной тысяч». Поэтому, как отмечает Биконт, это будут дети, спасенные не только Шеготой. Автор добавляет, что детям, вывезенным из гетто, "пришлось повезти, чтобы не потерять свою жизнь на арийской стороне", и поэтому нам следует поговорить о детях, которые были спасены, а не спасены. "Сколько еврейских детей было убито szmalcownicy?" Историк и свидетель Холокоста Шимон Датнер подсчитал, что в Варшаве было спасено около шести сотен евреев, и, согласно отчету Центрального комитета евреев в Польше за 1946 год, не более пяти тысяч выжило во всей оккупированной стране.

Автор справедливо отмечает, что это число завышено, поскольку выжившие переехали и зарегистрированы в последующих еврейских учреждениях в поисках родственников. Моя мама и я были зарегистрированы в Еврейском комитете в Праге в 1945 году, а через месяц в Лодзи. В 1946 году я был зарегистрирован в еврейском детском доме в Хеленувеке, в еврейском детском санатории в Отвоцке и у проректора в Глушице. Когда в марте 1947 года я вернулся в Хеленувку, я был зарегистрирован как новичок. И я был указан как Гершек Гринберг, Хенрик Гринберг, Гершек Гринберг и Хенрик Гринберг, которые не обязательно являются одним и тем же ребенком. «И кроме того, как жаль, что польская нация спасла бы половину всех выживших еврейских детей». Это будет означать, что 100 [...] отправителям будет достаточно сэкономить четверть миллиона », - полагает один из спасенных.

Многие, если не большинство выживших, о которых Анна Биконт пишет в своей книге, не смогли вернуться к еврейской идентичности и реальности. «Я не могу быть евреем», - признается Эльббета Фиковска, спасенная в детстве благородной и состоятельной польской женщиной, которая не нуждалась в помощи от Леготы. У нее также есть другие трудности с принятием реальности, и она сняла свои заявления с обсуждаемой здесь книгой, утверждая, что «ломать мифы сегодня, когда нужны авторитеты, чрезвычайно вредно, и что нельзя убить тысячи детей из школы Сендлера» или «подорвать число двух» и полторы тысячи детей спасены «Сендлером» и даже пишут, что «она принадлежала к ПЗПР». Невероятно, но точно так же историк Владислав Бартошевский убедил Терезу Торанскую в том, что написание настоящей биографии «охватит размер Сендлерова, и это нанесет ущерб имиджу Польши». Михал Гловинский, который в течение нескольких десятилетий после спасения не был евреем, говорит, что, когда он готовил выпуск своих воспоминаний, Сендлерова сказала: «Пожалуйста, напишите, что я спасла две с половиной тысячи детей», так он и сделал, признав, что «Ирена Сендлерова не отказывается ". И подрывает значение описания Холокоста.

Я согласен с автором книги в том, что Сендлерова несправедливо - я добавляю безответственно - осудил Гран Гран как «преступника, продавщицу своих соотечественников», но не с обвинением в том, что, хотя и «естественно левый», в случае палестинского конфликта «принял позицию правого ястреба» «Потому что» в ее заявлениях об Израиле нет никаких следов сочувствия к палестинцам ». Сендлер могла быть не осведомлена о деле Вары Гран, но в отношении Израиля, где были укрыты десятки тысяч выживших, в том числе тех, кому она помогла выжить, ее моральный компас был непогрешимым - в отличие от левых, которые ошиблись в 1945 году, она предала евреев в 1968 году и сегодня его «антисионизм» конкурирует с правым.

«Каждый еврейский ребенок, спасенный с моим участием, является оправданием моего существования на этой земле ...», - сказала она, принимая Орден Белого Орла. И она помогла спасти больше, чем любой другой человек, и миф не нужен, только правда. «Вы были маленьким островком добра в великом море ненависти», - сказала ей студентка из Зелёной Гуры. К счастью, она была не единственной.

Ошибки и ошибки

Название «Сендлерова в подполье» непонятно и вводит в заблуждение. Название поэмы Броневского гласит: «Элегия к смерти Людвика Варинского», а не «Элегия о смерти Людвика Варинского» (стр. 86). Правительственная делегация «не дала Кеготе двести пятьдесят миллионов злотых» (с. 149), а 250 тысяч, как было упомянуто в ссылке на той же странице. Есть Польская Армия и бывшая Советская Армия, но никогда не было «Польской и Советской Армии» с большой буквы (с. 276). Женщина, которая вынесла решение по делу о выдаче истинных еврейских детей, была судьей, а не «судьей» (с. 277). Действие «О» было не «соревнованием труда» (с. 295), а спасительной акцией (деньги и материалы). Сталин был командующим Советским Союзом, рабочими массами и всем «прогрессивным человечеством», а не «лидером революции» (с. 300) - этот титул был зарезервирован за Лениным. Еврейский свадебный балдахин называется «чупа», а «хуппа» (стр. 321) - английская транслитерация (правильное написание подтверждается «польским иудейским словарем» и «польско-идишско-идишско-польским словарем»). В Польше был Центральный комитет евреев (как на стр. 280 и 410), а не Центральный комитет польских евреев (как на стр. 287, 317 и 399, хотя бы потому, что не все евреи в Польше были польскими евреями, а не все польские евреи Еще большее недоразумение - Еврейская комиссия польских евреев на стр. 398. Произвольная, ничем не поддерживаемая и ненужная оценка одной из книг как «литературы высшего порядка» (стр. 403).